ru_strugackie | СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ СЕМИНАРА Б.Н.СТРУГАЦКОГО ОТ 24 НОЯБРЯ 1990. Часть 2. (Reply)

Отсюда: http://rusf.ru/abs/int/sem_fan.htm

Продолжение

СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ СЕМИНАРА Б.Н.СТРУГАЦКОГО ОТ 24 НОЯБРЯ 1990

С.БЕРЕЖНОЙ: Предваряя жаркую схватку, я хотел бы поблагодарить Святослава Владимировича за интересный доклад и дополнить его одним моментом, который он упустил. Он анализировал фэнзины с точки зрения читателя. У меня существует несколько иной взгляд на эту тему, и я хотел бы сказать, что фэнзин с точки зрения редактора может восприниматься и как произведение редакторского искусства, как любое периодическое издание, как любая книга. Таким образом, фэнзинерство следует рассматривать, как некий вид искусства.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Естественно. Да, конечно. Такая точка зрения не только возможна, она просто должна иметь место, потому что все-таки занимаются этим люди С ЛЮБОВЬЮ, а раз они занимаются этим с любовью, следовательно, они творят произведение искусства по определению. Я вот что хотел сказать, буквально два слова, предваряя дискуссию. Я надеюсь, что сейчас выступят и представители писателей разной степени зрелости, и представители издателей, фэн-издатели, так сказать, и даже представители собственно фэнов. Я попросил бы, чтобы они, ведя дискуссию, попытались одновременно как-то ответить на следующие вопросы: Пусть люди, связанные с фэнством, попытаются сказать, чего они ждут от профессионалов-писателей, какой помощи – ну кроме, конечно, совершенно очевидных вещей, кроме рукописей – нужно ли что-нибудь им от нас? Можем ли мы чем-то помочь? Представить это со стороны довольно трудно. И наоборот, когда и если будут выступать писатели, пусть они попытаются ответить кто как сможет, на вопрос: есть ли им какая-нибудь польза от фэнства вообще и от фэнзинов в частности? Этот вопрос на самом деле не такой простой, потому что я легко представляю себе такую элитарную точку зрения, которая, в общем-то, сводится к брезгливой гримасе и к брезгливому вопросу: а при чем здесь литература? Такая точка зрения возможна. Так вот, при чем здесь литература? Этот вопрос тоже, мне кажется, следует как-то зацепить при возможном обсуждении. Ну а теперь прошу. Слава, может, Вам сразу дать слово, Рыбаков?

В.РЫБАКОВ: Знаете, Борис Натанович, доклад был настолько исчерпывающим, что я просто даже в некоторой растерянности пребываю...

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ну, у вас есть какая-то собственная позиция?

В.РЫБАКОВ: Я читал, собственно говоря, только «СИЗИФ». Это не оттого, что я брезглив, просто все эти вещи мне в руки не попадают и, действительно, времени читать нет. Вот сейчас на праздниках, когда у меня было свободное время, я прочитал все три «СИЗИФа» и несколько «Измерений Ф», которые были, и те «Измерения Ф», которые сейчас. Я просто с большим удовольствием поностальгировал. Честное слово. И я считаю, что это было для меня довольно плодотворным веянием. Если бы праздники длились еще неделю, я может быть даже и написал бы что-нибудь в этом стиле, который уже давно мною утерян, забыт, и как бы даже сейчас кажется при углублении в большую литературу, что это не очень нужно. А оказывается – нужно. И это до сих пор можно делать неплохо. Поэтому вот это было какое-то свежее дуновение, знаете, – ветер из семидесятых – не в том смысле, что это даже ретро, или – пусть не поймут меня, будто я считаю, что эти произведения устарели, как таковые – наоборот, вот они новые и в то же время это классическая фантастика, которую мы сейчас очень давно уже не нюхаем. Я говорю также не только и не столько о русскоязычной фантастике, сколько о переводах, которые я тоже прочитал с большим удовольствием и, кстати, констатирую, хотя я не читал, естественно, оригиналов по-английски, но я вижу, что переводы сделаны более-менее прилично, их приятно читать, они отшлифованы и интересны. Интересны и биографические статьи о западных авторах. Вообще говоря, вот этого я раньше не читал, а оказывается так еще можно делать. К сожалению, я не имею того статистического материала, который имел Слава Логинов при подготовке своей блестящей и отнюдь не затянутой речи. Он отработал свой хлеб честно, добросовестно и очень интересно, на мой взгляд.

Что же касается, например, сравнения «СИЗИФа» и нового прозина «Измерение Ф», то как ни странно, последний мне показался более фэнзином, несмотря на его государственную полиграфию. Потому что фэнзин «СИЗИФ», на мой взгляд, а я естественно, тоже смотрю изнутри, более интересен широкому читателю и читателю просто литературы, нежели это самое «Измерение», которое стало полиграфически прозином, а еще по шею, по плечи, ну по подмышки по крайней мере, сидит в фэнзинстве. И опять-таки, здесь я повторю тезис Логинова, журнал «СИЗИФ» показался мне более профессиональным, нежели «Измерение Ф» Хотя этот журнал тоже интересен, но мне он показался интересным для менее широкого круга лиц, хотя я могу и ошибаться, потому что я этого круга лиц не знаю и очень слабо его представляю. Во всяком случае, видимо, когда фэнзины будут переходить в прозины, или когда прозины будут стараться сделаться журналами свободно конвертируемыми – следуя Вашей, Борис Натанович, формулировке – им нужно все время помнить, что они должны публиковать более литературу и менее возню вокруг фантастический литературы. Потому что возня вокруг априори интересна менее широкому кругу читателей, нежели литература более или менее хорошо сделанная. Вот пока, собственно, все, что я хотел сказать.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Слава, вот у меня вопрос к Вам, который я буду многим задавать, пусть все имеют в виду. А как Вы считаете, Слава, вот Вы лично: должен ли, вообще говоря, хороший фэнзин стремиться стать прозином?

В.РЫБАКОВ: Это зависит только от желания его команды.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: То есть, короче говоря, вы легко себе представляете фэнзин, который сознательно и на всю свою жизнь остается фэнзином? Да?

В.РЫБАКОВ: Я не знаю, насколько это действительно относится ко всей жизни, но я прекрасно себе представляю команду, которая на обозримое будущее хочет оставаться фэнзином. И, в общем, в этом есть какая-то глубокая и сермяжная правда, потому что зачем идти навстречу широкой литературе, повинуясь неким совершенно незыблемым законам превращения любительского журнала в профессиональный, если есть желание оставаться журналом для строго определенного коллектива. Потому что этот строго определенный коллектив не самый плохой в стране, он достаточно интеллектуален и обслуживать его потребности – задача, возможно, даже более благородная, хотя, возможно, и более трудная, нежели попытка сделать ни то – ни се, которая заведомо, вероятно, обречена на неудачу.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Я понял вас, спасибо, Слава.

С.БЕРЕЖНОЙ: Я хотел бы возразить уважаемому Вячеславу Михайловичу в пункте окололитературных материалов. Здесь вопрос заключается в том, опять же, какую задачу ставит перед собой редактор фэнзина. Дело в том, что среди многих задач, которые я ставлю перед «Фэнзором», я хотел бы в некоторой степени заниматься позитивной реморализацией Фэндома. И в этом смысле для меня просто благодатнейшую почву имеют именно окололитературные бои, так как они имеют во многих случаях нравственный подтекст. Не использовать такой материал я себе позволить не могу. Конечно, использовать это необходимо с должным тактом, с должным умением, без некорректности. Но я свободен в том, чтобы делать нравственно-этический вывод из какой-то ситуации, из чьих-то высказываний, письменных либо устных, из чьих-то поступков, в конце концов. Так что я полагаю, что именно данная тема тоже не является для фэнзинов закрытой или не является какой-то непредпочтительной.

В.РЫБАКОВ: Я позволю себе два слова уточнения...

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Два слова.

В.РЫБАКОВ: Видимо, я недостаточно корректно высказался. Я считаю, что материалы, посвященные окололитературной борьбе, схваткам внутри фантастики, очень интересны, и они могут быть вообще материалом для самостоятельного журнала, который даже не будет публиковать художественных текстов. Я хотел сказать только то, что журнал, который будет стараться стать профессиональным, будет, видимо, вынужден отдавать большее количество своего объема литературе, то есть слою первому. А слой второй – борьба по поводу тех или иных произведений, опубликованных когда-то или публикующихся сейчас, будет отходить на второй план неизбежно, потому что эта борьба интересна заведомо гораздо менее широкому кругу читателей, нежели литература как таковая.

Б.Н.Стругацкий: Ну, Славочка, это понятно, Вы напрасно взяли слово для разъяснений, и так ясно. Так, я вижу руку Измайлова, пожалуйста.

А.ИЗМАЙЛОВ: Я не очень согласен, как это ни странно, с Рыбаковым, хотя мы с ним обычно находим более чем достаточно точек соприкосновения. Я считаю, что плох тот фэнзин, который не мечтает стать прозином и не становится им. Теперь по тем вопросам, которые поставил Борис Натанович. Нет у меня такой легкой брезгливости, мол: а-а, ерунда, не литература. По-моему, и «СИЗИФ» в частности, постепенно, не сразу, но становится и станет литературой для широкого круга читателей. Я не считаю, что окололитературная борьба менее интересна, чем сама литература. Потому что, как известно, люди с большим удовольствием читают мемуары о великих писателях – в частности, «у Пушкина было шесть сыновей и все идиоты», если вспомнить Хармса – и это не менее интересно, чем «Капитанская дочка» Пушкина, на мой взгляд, но я могу ошибаться.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Есть класс читателей, которые думают именно так.

А.ИЗМАЙЛОВ: Большой класс читателей. Конечно, «он не так гадок, и не так мерзок», но им все равно интересно.

Что касается того, почему это считается фэнзином. Потому что это, пока, не отпечатано типографским способом, не смакетировано профессионалом, и нет... скажем так, очень профессионального редактора, который не вздрагивал бы от того, что эту фразу сказал сам... ну там... [смех в зале] кто-нибудь из даже действительных членов, а твердой бы рукой вычеркивал лишнее с его точки зрения, потому что, он, редактор, имеет право на свое мнение. А те, кого он вычеркивает, могут иметь противоположное мнение, но ни в коем случае оно не должно колебать мнение редактора. То есть, фэнзин безусловно станет прозином, безусловно, это интересно для самого широкого круга читателей, а не только тем, кто увлекается фантастикой. Я просто напомню Борису Натановичу и сообщу вероятно с согласия Бориса Натановича то, что он не раз нам говорил, когда мы – ну мы скажем так: Рыбаков, Столяров, Измайлов – приносили ему «бамажки», которые со строгой точки зрения не являются, казалось бы, литературой, и Борис Натанович читал и говорил: «А ведь это надо печатать». То есть, съездили там значит три ... да... действительных члена в Бармалеевку, потом сели и нашмаляли такой вот веселый дневник, и тот при пристальном рассмотрении, особенно если отбежать на шесть лет, вполне является литературой, во всяком случае, литературой не с точки зрения «О-о!», не тем гипсовым кубом (Бальзак, Горький, Манн), который призывал разбивать Набоков, что сам с удовольствием и делал. То есть является литературой для тех людей, которые с удовольствием это читают, находят там не просто новую информацию, а получают, с позволения сказать, кайф от самого чтения, а там этот кайф есть, во всяком случае авторы, которые это писали, испытывали кайф при написании – а это уже гарантия того, что найдется категория читателей, которая...

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Это, конечно, не гарантия...

А.ИЗМАЙЛОВ: Не стопроцентная гарантия. Просто велика вероятность того, что масса читателей ее именно так воспримет. И необязательно совсем, что эта масса читателей должна быть предана фантастике. То есть считается, что фэнзины издают люди чокнутые на фантастике, которым главное, чтобы там была голова профессора Доуэля или что-нибудь стругацкое... Неважно. Важно, что это написано хорошо, это написано интересно, это принадлежит литературе потому, что интересно не только тем, кто написал, и не только узкому кругу, о котором говорил Рыбаков, но еще и широкому кругу, который вообще понятия не имеет, что существует вообще такая фантастика, но с удовольствием это читает. Следовательно, это литература, следовательно, она имеет право на существование, следовательно она выходит в «СИЗИФе», следовательно, если «СИЗИФ» в конце концов обретет полиграфическую базу, хорошую крышу в лице либо совместного предприятия, либо просто какого-то кооператива и выйдет на рельсы чисто профессиональные, он будет пользоваться большим спросом. Я думаю, что вот эта замечательная книжка, которую делает большой коллектив авторов и большой коллектив редакционной коллегии, расходится столь малым тиражом исключительно потому, что выходит столь малым тиражом. Выпусти его стотысячным тиражом, я уверен, что найдутся сто тысяч читателей. Во всяком случае, я могу сказать одно: то, что переписано от руки, сейчас читается с трудом, согласитесь. Уже прошли те времена, когда мы читали ксерокопии и даже машинопись, не будем упоминать всяких Солженицыных, мы будем говорить о тех же известных нам авторах, которых мы нежно любим, уважаем – и за дело... братьев... Печатали ведь от руки и читали, и считали литературой, хотя это был, по большому, счету фэнзин...

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Не-ет, это был самиздат, это было другое дело...

А.ИЗМАЙЛОВ:Борис Натанович, я сознательно чуть-чуть передергиваю. Сознательно.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Основательно передергиваете. Это немножко другое.

А.ИЗМАЙЛОВ: У нас просто разные масштабы. Я к чему хочу подвести? К тому что, сейчас литература, напечатанная на машинке или даже набранная на компьютере, не очень читается – потому что и так все есть. И если читают напечатанное на машинке или, как обещал один из многочисленных членов редколлегии, следующий экземпляр, отпечатанный на компьютере, и его все равно читают, то простите... мне очень трудно представить даже великого ныне Солженицына, отпечатанного на машинке, которого бы сейчас читали. Даже в журналах не читают – ну книжка сейчас появится, чего уж там. Простите, я по себе знаю.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Есть резон, есть.

А.ИЗМАЙЛОВ: И если это читают, значит, это литература. Если это литература, значит, она имеет право на существование, если она имеет право на существование, значит, она хор-рошая литература, значит, мы ее всячески приветствуем. И проводить какую-то грань между фэнзином и прозином, и говорить, что вот это для одних, а вот это для других, по-моему, не имеет смысла, потому что уже является...

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ясно. Спасибо. Я думаю, что Вы не правы, но тем не менее спасибо...

А.ИЗМАЙЛОВ: Конечно. Ну, разумеется, я не прав. [смех в зале]

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вы очень хороший пример привели, что Солженицына в машинописи сейчас никто не станет читать. Это верно. Мне пришло в голову: а существуют ли не фэнзины, а так сказать приключенцзины...

ИЗ ЗАЛА: Нет!

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: И вообще какие-нибудь ЗИНЫ? Кроме сексзинов.