![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
silent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluk
silent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_glukrotbarЛюбопытно также сходство географии (да и геополитики) двух миров. Страна действия, две страны рядом (Соан и Ирукан - Хонти и Пандея), отделённая водной преградой Империя, эвентуально присутствующие варвары (выродки), коих вроде бы теснят. Не менее интересно и то, что наименование главной действующей силы в "Обитаемом острове" - выродки - чётко применяется и к колонии мутантов (варваров) за Голубой Змеёй. А на заднем плане маячат уже некие "пустынные варвары"...
( А теперь, собственно о гео и гидрографии... )
silent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_glukДрузья, есть новость, которая может быть вам интересна.
Готовлю третье издание книги об Аркадии и Борисе Стругацких "Двойная звезда" - серьезно измененное, дополненное и переработанное.
Частично сокращено то, что входило в первые два издания, в том числе биографическая часть и глава 3, содержащая интервью с Борисом Натановичем (оставлены только самые актуальные тексты).
Добавлены две главы.
"Трудно быть богом" - о том, каким мог быть фильм по повести "Трудно быть богом", если бы реализовался сценарий, написанный авторами в 1966-68 годах. Приведен текст этого сценария и выдержки из "Сценарного дела", найденные в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга. Также в эту главу с любезного согласия Венеры Галеевой включена ее статья об этом сценарии, напечатанная в феврале 2020 года на "Фонтанке.Ру".
"Личное дело" - о работе отца братьев Стругацких, Натана Залмановича, в Государственной публичной библиотеке в 1937-41 годах (его личное дело найдено в архиве ГПБ), а также некоторые другие архивные документы, материалы и фотографии.
Как и раньше, редактор - Андрей Чернов, а версткой занимается Наталия Введенская.
Книгу посвящаю светлой памяти Романа Арбитмана, Михаила Нахмансона (Ахманова) и Юрия Флейшмана, которым я уже не смогу подарить это издание...
Привожу здесь текст предисловия к третьему изданию.
Третье издание "Двойной звезды" выходит не просто почти через два десятилетия после первого - оно выходит в совсем иной исторической эпохе.
Первое издание готовилось весной 2003-го - во время первого президентского срока Владимира Путина.
Да, позади уже были "Курск" и "Норд-Ост", и уже было уничтожено старое НТВ.
Но все же премьером был Михаил Касьянов, и в Госдуме были "Яблоко" и СПС, Григорий Явлинский и Борис Немцов, Владимир Лукин и Сергей Ковалев, Игорь Артемьев и Юлий Рыбаков, Алексей Арбатов и Юрий Щекочихин, Александр Шишлов и Николай Травкин. И еще на свободе был Михаил Ходорковский.
Второе издание вышло через десять лет.
Это десятилетие вместило Беслан и отмену губернаторских выборов, разгоны "маршей несогласных" и "болотное дело", убийство Анны Политковской, Натальи Эстемировой и Александра Литвиненко, войну с Грузией и "рокировочку" Путина и Медведева, "зачистку" Госдумы от оппозиции и принятие законов об НКО-"иностранных агентах" и запрете иностранного усыновления.
И все же, это был еще мир "Града обреченного", а не "Гадких лебедей" и "Обитаемого острова" - наступивший после весны 2014 года, когда был "присоединен" Крым и организована интервенция на востоке Украины.
Словно в "Понедельнике, начинающемся в субботу", налицо эффект контрамоции: политическое время, - в отличие от физического, - движется назад.
И не только для У-Януса Полуэктовича Невструева, а для всех нас и для страны.
Мы возвращаемся в то прошлое, которое прекрасно помнили, - и в котором жили, - братья Стругацкие.
И поэтому написанное ими снова становится невероятно актуальным.
Потому что снова надобны не умные, а верные.
И снова наказывают за невосторженный образ мыслей.
И снова горожане стали очень серьезными и совершенно точно знают, что необходимо для блага государства.
И снова правда - это то что сейчас во благо королю, а все остальное - ложь и преступление.
Мы вернулись во времена тоталитарного государства, стремящегося полностью контролировать человека - который не более чем винтик и "пыль под ногами" у государственной машины.
Во времена "органов", которые "не ошибаются", когда под каток репрессивной машины может попасть любой, кто посмеет возмутиться происходящим. Или поддержать преследуемых.
Когда объявляет «террористами» тех, у кого показания выбиты пытками, а «экстремистами» — тех, кто требует честных выборов, политической конкуренции и легальной смены власти.
Когда преследуют "врагов народа" (только под другим названием - "иностранные агенты" или "нежелательные организации") и когда растет число политических заключенных.
Во времена оруэлловского двоемыслия и "министерства правды", бесстыдной государственной лжи и оглушающей государственной пропаганды.
Которая, как в "Обитаемом острове, "гигантским пылесосом вытягивает из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперек улиц, что провозглашалось с амвонов церквей".
Когда страна - "осажденная крепость", окруженная врагами снаружи и подрываемая "национал-предателями" изнутри.
Когда у начальства, считающего себя Отечеством, только два союзника: армия и полиция. Правда, и врага у него только два - наука и образование.
Когда каждый день мы слышим о новых и новых предложениях обезумевшего «законодательного принтера» - о запретах, наказаниях и поражениях в правах.
Когда общество стремятся запугать: показать гражданам, что любое несогласие с властью рассматривается как наказуемое деяние.
У тех же, кто правит страной, - цитируя "Обитаемый остров", - две цели.
"Одна - главная, другая - основная. Главная - удержаться у власти. Основная - получить от этой власти максимум удовлетворения. Среди них есть и незлые люди, они получают удовлетворение от сознания того, что они - благодетели народа. Но в большинстве своем это хапуги, сибариты, садисты, и все они властолюбивы...".
Времена, в которые мы возвращаемся, Борис Стругацкий в разговоре со мной называл "глухими, цементно-болотными, абсолютно беспросветными".
Но он же, - оглядываясь на то, что произошло в нашей стране потом, - говорил: "теперь мы знаем: тоталитаризм ТОЧНО не вечен, даже самый глухой и безнадежный. Поэтому перспектива – есть. И надо делать все от тебя зависящее, чтобы эту перспективу приблизить".
Эти слова обращены к тем, кто воспитан на книгах братьев Стругацких,
Именно они, - те, кто впитал в себя свободу написанного ими, выводящую из организма страх, - и приближают эту перспективу.
Они обязательно построят то будущее, которое, - пусть и не для себя, - создавали Аркадий и Борис Стругацкие.
Борис Вишневский
Январь 2022
silent_gluksilent_glukТри гения: Высоцкий и Стругацкие
Эта удивительная, но, на первый взгляд, очевидная тема
(Высоцкий был знаком с обоими братьями, а с Аркадием Натановичем
Стругацким его даже связывало куда более тесное общение,
фактически — дружба домами) практически полностью упущена
в «высоцковедении». Нет, все более-менее серьезные биографии
Владимира Семеновича, безусловно, отражают ряд фактов,
подтверждающих взаимную приязнь Высоцкого и легендарных
фантастов, но их творческое взаимодействие, на мой взгляд,
заслуживает отдельного разговора.
Поскольку это взаимодействие существовало, более того — есть
ряд произведений, где таланты Высоцкого и Стругацких взаимно
«опылили» друг друга.
( Read more... )
silent_gluksilent_gluksilent_gluksilent_glukСтругацкие против Эквестрии.
Среди бесчисленных фанфиков по миру «My Little Pony» есть и весьма неординарное произведение отечественного автора К.С. Соловьёва «Понь бледный». Это история про попаданца, но в нём не наш современник отправляется к товарищу Сталину, чтобы предупредить его о 22 июня 1941 года, а сам товарищ Сталин вместо смерти попадает в мир разноцветных лошадок. Там пожилой жеребец Сталион организует большевистскую партию и успешно разоблачает подлую ложь феодальной иерархии принцессы Целестии и гнусную сущность прочих местных правителей, только притворяющихся добренькими.
Братья Стругацкие про франшизу цветных поней могли что-то услышать только в 1980-х, когда все их основные произведения уже были написаны. Тем не менее, в книгах братьев встречаются весьма характерные намёки на то, что они отнеслись бы к декоративной утопии «My Little Pony» примерно также, как товарищ Сталион в тексте Соловьева. И это очень странно по той причине, что негуманоидные разумные существа в их текстах обычно показаны вполне позитивно — вспомнить хотя бы голованов или леонидян.
Даже в мрачном постапокалиптическом мире «Обитаемого острова» большинство персонажей вполне приличные люди. Исключений немного: ротмистр Чачу, Неизвестные отцы (которым по должности положено быть мерзавцами), ну ещё бандит Крысолов, которого по сюжету должен убить Максим Камерер, поэтому его показывают в самых чёрных красках. И среди этих исключений — некий Мемо Грамену, подпольщик и предатель, который сдал своих боевых товарищей, что привело к их гибели. Так вот, у этого самого Мемо кличка «Копыто Смерти». Совпадение?..
Есть ли ещё «лошадиные» персонажи в книгах Стругацких? Да, есть. В сказке «Экспедиция в преисподнюю», которую писал в основном Аркадий Стругацкий под псевдонимом С. Ярославцев, был эпизодический персонаж, разумный конь Ай Хохо. Прочие персонажи этого бурлеска показаны очень ярко и красочно, чего стоит хотя бы предательский чебурашка Ятуркенженсирхив или пират Двуглавый Юл. А вот несчастная лошадка, томящаяся в пиратском плену, выглядит абсолютно бесцветно. Зато в другом произведении Стругацких лошади отведена главная роль.
В «Повести о дружбе и недружбе» главному герою Андрею К. противостоит макабрический злодей по прозвищу Конь Кобылыч. И в финале он, раньше притворявшийся человеком, выхватывает лазерный пистолет и убивает им верного пета героя, каковым на протяжении всей повести был радиоприёмник Спиха (эта кличка образована от его марки: «Спидола»). А чтобы у читателя не осталось никаких сомнений об отношении авторов к данному персонажу (злодеи ведь тоже могут быть романтическими), вот цитата из повести:
«Ну конечно же, это опять был Конь Кобылыч! Он совершенно уже усох, он сделался настоящим карликом, смуглым и черным карликом с ослепительно белой манишкой и ослепительно белыми манжетами, но это, несомненно, был тот самый Конь Кобылыч! …за спиной его раздался нечеловеческий, каркающий звук. Он обернулся, и в то же мгновение Конь Кобылыч выхватил из-под мышки лазерный пистолет…
Конь Кобылыч стоял на другом конце стола и смотрел на него, выставив вперед отвратительную физиономию.
— Иди! — просипел он. — Иди и сдохни!»
Тут надо обратить внимание на один характерный момент. Несмотря на своё говорящее прозвище, данный отрицательный персонаж, хоть и трансформируется в отвратительного карлика, но всё равно выглядит как человек. Стругацкие очень не любили ксенофобию во всех её проявлениях, поэтому все негодяи (настоящие, а не опереточные) в их книгах — люди. Но вот к лошадям и всему, что с ними связано, они испытывали какое-то неконтролируемое отвращение. Почему?
Если бы братья Стругацкие имели возможность наблюдать культ «My Little Pony», вряд ли он вызвал бы у них положительные эмоции. И не только потому, что это фэнтези, а данный жанр они не считали сколько-нибудь полезным для читателей и зрителей). Но также по той причине, что в мире сказочных пони прописана естественная иерархия (аликорны доминируют и руководят). Кроме того, пони разных видов неравны в своих возможностях — летать способны только пегасы, а заниматься магией — лишь единороги. Это мир естественного (то есть биологически заданного) неравенства разных рас одного вида, в данном случае разумных пони. И то, что они ведут себя в точности как мы (а в «Девочках из Эквестрии» и вовсе физически превращаются в людей), предопределяет мысленную проекцию у зрителей мультяшного расового детерминизма на наш человеческий мир.
silent_gluksilent_gluk
silent_gluk• • •
Казалось бы, все понятно: мировоззрение абсолютно цельное, логичное и ясное. Можно соглашаться, можно спорить, можно даже негодовать – Борису Стругацкому, думаю, от этого ни холодно ни жарко.
Между тем проза Стругацких далеко не сводится к триаде «гуманизм, атеизм, либерализм». Больше того, она зачастую ей противоречит. Любимый герой Стругацких, что неоднократно признавали они сами, – не либеральный мыслитель Изя Кацман из «Града обреченного», а перевоспитанный тоталитарий Андрей Воронин, которого для неведомого Эксперимента забрали в Град непосредственно из середины тридцатых. Кацмана они любят, но несколько брезгливо. Он им не шибко приятен. А Ворониным они любуются. Получается что-то вроде знаменитого эпизода с Львом Толстым – мемуар об этом сохранил нам Сулержицкий1. Идут по Арбату Толстой с Сулером, навстречу двое красавцев-кавалергардов двухметрового роста и аполлонического сложения. Толстой, вглядываясь издали: «Ну что это такое, Левушка! Чистые животные, ничего человеческого, никаких духовных интересов...». Проходят они мимо, бряцая шпорами и саблями, и Толстой говорит: «Левушка! Какая прелесть, какое счастье – молодость, здоровье, сила! Все отдал бы, чтобы быть сейчас, как они...».
Все герои АБС – сильные люди с экстремальным опытом. И главный конфликт прозы самих Стругацких сводится, на мой взгляд, к противостоянию такого персонажа – назовем его Перевоспитанным Героем – и хорошего человека, сформированного теорией воспитания.
Такие герои – Перевоспитанный и Воспитанный, или, иными словами, Брутальный и Новый – встречаются у Стругацких лоб в лоб, в решительном противостоянии. Скажем, в раннем рассказе «Глубокий поиск», где океанолог Кондратьев, медный и стальной «памятник героическому прошлому», противостоит слабому, но по-человечески куда более понятному Белову. В «Гадких лебедях» этот конфликт решается уже куда сложнее: там человек войны – героический, грязный, добрый Банев – сталкивается со стерильным и беспощадным будущим, очень, кстати, интеллигентным и либеральным.
Наконец, в «Улитке на склоне» умные и женственные жрицы партеногенеза противостоят одинокому, заросшему и беспомощному Кандиду со скальпелем: грязная современность против чистого будущего, прошедшего не только химическую, но и биологическую, буквальную стерилизацию.
Хотят Стругацкие такого будущего? Нет. Их кредо в финале «Гадких лебедей» выражает Банев: «Не забыть бы мне вернуться».
• • •
Думаю, такая амбивалентность диктовалась отчасти тем, что работали они вдвоем и что при всей духовной близости, интеллектуальном равенстве и кровном родстве отношения в этом тандеме были не безоблачны. Аркадий Натанович был не только на восемь лет старше – он был, так сказать, брутальнее, круче, алкоголизированнее. Правда, Борис Натанович, которого старший соавтор в письмах иронически называл «Бледнопухлый брат мой», как раз значительно спортивнее и здоровее в смысле образа жизни – но думаю, что внутренний конфликт имел место, да Стругацкие и не скрывали этого никогда. Я бы определил это как конфликт ветерана с шестидесятником, хемингуэевца с пацифистом – шестидесятники тянулись к миру отцов и старших братьев, но одновременно отрицали его. (Отсюда, скажем, одиночество Окуджавы среди писателей военного поколения: многие фронтовики его терпеть не могли – именно за то, что среди шестидесятников он был своим.)
Военный опыт выковал великолепную генерацию, в каком-то смысле создал поколение сверхлюдей – это было и остается бесспорным. Вопрос в цене этого опыта, его издержках и альтернативах ему. Поисками этих альтернатив Стругацкие озабочены с самого начала. Но как-то выходит, что все другие пути хуже.
Как-то получается, что теория воспитания дает сбои, что в идиллическом Мире Полудня поселяется Комкон-2 – тайная полиция, не брезгующая сначала слежкой, а потом и убийством. Получается, что человека по-прежнему формирует боевой опыт, пусть даже это война на том же Саракше или на Гиганде. Воевавший, прошедший боевую обкатку в тяжелейших внеземных условиях прогрессор Лев Абалкин («Жук в муравейнике») лучше, чище, нравственнее тех, кто на Земле просчитывает его судьбу. И Максим Каммерер никогда не может до конца слиться с новой ролью комконовца – именно потому, что ему мешает диверсантский опыт времен «Обитаемого острова». Кто воевал – тот не крыса, нет у него шанса скрыситься. А у Воспитанных Людей, стерильных, правильных, этот шанс есть.
Об этом и «Хищные вещи века» – о том, что у светлого гражданина Мира Полудня нет внятного противоядия от кошмаров консюмеризма, потребления, праздности. Ему нечего предложить дивному новому миру. Этот мир сможет переубедить только война, до которой он и доживет в конце концов. Иначе получится «Второе нашествие марсиан» – страшная повесть о том, как люди разучились воевать, как сдались победителю на милость, продали человеческую неповторимую сущность (тогда не употребляли пошлого слова «суверенитет») за дешевый синий марсианский хлеб. Кстати, об этом же были «Жиды города Питера» – горькая констатация того факта, что навык сопротивления утрачен, что потребуется невероятной силы встряска для возвращения простейших базовых понятий. А иначе – необратимая деградация, описывать которую Борису Стругацкому выпало уже в одиночку. Проклятая Свинья Жизни, пожирающая талантливых и слабых людей в романе «Бессильные мира сего».
Самое страшное противоречие художественной Вселенной Стругацких заключается в том, что хороших людей по-прежнему формирует только война; что именно война является основным занятием этих хороших людей; что больше их взять неоткуда. А сама война при этом – дело срамное и смрадное, и первое побуждение всякого нормального человека – сбежать от нее. И про это «Попытка к бегству». Но сбежать некуда, потому что война будет везде. И тогда Саул Репнин хватает бластер и расстреливает Ход Вещей – которому, конечно, ничего не делается, но нельзя же просто стоять и смотреть, если ты человек.
• • •
У человечества нет другой возможности создать или сплотить общество, кроме как пережить пограничный опыт – одному для этого хватает школьной травли, другому нужна война или блокадное детство, третьему необходима миссия на другой планете.
Если же должен в мире Стругацких найтись герой, который хорош и без войны, то это новая ступень эволюции. И в последней книге трилогии, «Волны гасят ветер», эта новая ступень эволюции появляется. Она называется «людены». Проблема в том, что они в колоссальном меньшинстве и что среди людей им места нет. Едва эволюционировав, они обречены улетать.
Люден может избежать конфликта или просто не заметить его. Люден занят другими противостояниями – менее лобовыми и линейными. Людена не интересует самоутверждение – у него все есть с самого начала. Он совершенен. Он не жилец.
А живой человек в мире Стругацких обречен отправляться на войну. Он может до известного предела сообразовывать свои действия с Базовой Теорией и даже помнить о высокой миссии землянина, но кончается это так, как в повести про Румату Эсторского: «В общем... видно было, где он шел», – говорит друг-землянин. Видно – потому что след он за собой оставлял широкий и кровавый.
В гениальном – думаю, лучшем – фильме Германа, который озвучит же он когда-нибудь (фильм Алексея Германа «Трудно быть богом», съемки которого начались в 1999 году, сейчас идет процесс озвучания), Румата похож на святого не тогда, когда честно пытается прогрессорствовать, а тогда, когда мечом прорубает себе дорогу среди сплошного зла, среди его кишок и прочих зловонных внутренностей. Идет и бормочет под нос: «Спроси, где сердце у спрута и есть ли у спрута сердце». Это ощущение липкого зловония охватывает зрителя, доводит до тошноты, душит физически – и тут только война, никакого компромисса, никакого воспитания. Тут детский опыт столкновения с войной, который есть и у Германа, и у Стругацких. Это в крови.
И вот здесь – еще одна важная мысль Стругацких: ненавидеть и презирать войну может себе позволить тот, кто ее прошел. У других этого права нет. Вот почему во время встречи Виктора Банева с детьми, в этом нервном центре «Гадких лебедей», Банев прав, а умные дети глупы и неправы. Другой пример – из умной и недооцененной повести «Парень из преисподней». Там действует бойцовый кот Гаг, элитный гвардеец, которого идеальный землянин Корней Яшмаа пытался переделать в землянина и приспособить к миру. Как-то у него не очень это получилось. В «Парне из преисподней» буквально воплощен девиз Банева: «Не забыть бы мне вернуться». Гаг возвращается в свой ад. И повторяет: «Вот я и дома».
Собственно, так и Стругацкие: всякий раз, прикасаясь к теме войны, они возвращаются в свой ад. Им с детства ясно, что войны развязываются подонками; что война – это кровь и грязь, предательство генералов и гекатомбы рядовых. Но почему-то их любимые герои лепятся только из этого материала, который, впрочем, иногда – не слишком равноценно – заменяется космическими опасностями. Ведь природа, если вдуматься, еще бесчеловечнее и беспринципнее любого генерала (жаль, что этого не понимает Кэмерон. А вдруг понимает?).
«Ты должен сделать добро из зла, потому что больше его не из чего сделать» – эпиграф из Роберта Пенна Уоррена к «Пикнику на обочине», самой страшной книге Стругацких. Страшной не только потому, что там разгуливают ожившие мертвецы, тлеет ведьмин студень и скрипят мутанты. А потому, что она про это самое – про добро из зла и про то, что больше не из чего.
Это не так, неправильно, в это нельзя верить. Но пока этого никто не опроверг.
• • •
Есть, однако, некий компромисс. Философ и писатель Александр Секацкий – тоже петербуржец – ввел термин «воин блеска». От воина света или воина мрака воин блеска принципиально отличается тем, что сражается не за добро и зло, которые часто взаимозаменяемы, а за личное совершенство; сражается с собой и за себя, для достижения той самой высшей эволюционной ступени, которая у Стругацких называется «люденами», а еще раньше – «мутантами». Это тоже война, но подвиги тут заключаются не в убийстве, а в непрерывном и мучительном перерастании себя.
Воина света не интересует тьма или свет – его интересует блеск.
Обреченная война – вот тема Стругацких; битва, где против нас – все и ничего нельзя сделать. Вечеровский из повести «За миллиард лет до конца света» – вот самый убедительный воин блеска. Он ведет войну, но воюет не за генералиссимуса и не за Родину даже, а за природу человека, за человека как такового.
«Бог – в человеке, или его нет нигде», – сказал мне БНС в интервью 1992 года. Так военная мифология – прежде всего мифология Великой Отечественной войны – трансформируется у Стругацких в той же экзистенциальной плоскости, в которой, скажем, мифология чумы у Камю. Или, скажем, мифология партизанской войны у Василя Быкова.
Так государственная война за страну, власть, строй преобразуется в личную войну за человека.
Стругацкие так претворили опыт Второй мировой – в фантастике. Осталось дождаться того, кто сможет столь же убедительно сделать это в книге про реальную Великую Отечественную.
Возможно ли это? Пока не получилось, но в рамках прежних парадигм так не напишешь. Надо абстрагироваться от фашизма и коммунизма, от любых идеологий – и написать войну так, как писали всю жизнь Стругацкие. Но где взять сегодня такого писателя? Вся надежда на люденов.
Иногда мне кажется, что Борис Стругацкий как раз и превратился в такого людена, почему ему и нет места среди людей. Выиграл свою личную войну и самоустранился, и сейчас где-то очень далеко – хотя на самом деле в Петербурге – пишет новый роман.
Мне возразят, что ученики к нему по-прежнему приходят в гости. А я скажу: вы же не знаете, что он делает до и после того, как они уходят. Может, он временно превращается в человека, а потом опять развоплощается в людена, и тогда кто его опишет? Нет таких терминов. Очень немногим удавалось превратить бесчеловечную войну в сверхчеловечную, сделать из дикого государства, в котором живешь, оптимальную декорацию для личного самосовершенствования и роста. Кто это сделал – тому уже скучно рассказывать, как это бывает. Кому надо, и так пойдет следом – в частности, читая Стругацких.
Не знаю, что еще про него сказать. А, вспомнил! Он живет на улице Победы.
1 - Леопольд Сулержицкий, театральный деятель, режиссер, друг Л. Н. Толстого.
silent_glukСегодня в «Радио Arzamas» вышел новый курс — о том, как мир братьев Стругацких превращался из коммунистической утопии в пространство, наделенное собственным разумом, а главный герой из романтика — в критика просвещения. Марк Липовецкий — профессор Колумбийского университета — ведет слушателя по главным произведениям Стругацких, размышляя об изменении их мировоззрения, о том, как герой-прогрессор постепенно заходит в тупик, а действующим лицом становится пространство.
Первую лекцию — о ранней прозе Стругацких — можно послушать прямо здесь, а весь курс целиком — по подписке в приложении «Радио Arzamas».
Всего в курсе четыре лекции:
1. Утопия младшего научного сотрудника
О том, как Стругацкие создавали мир, в котором хочется жить младшим научным сотрудникам. Роман «Полдень, XXII век» и повесть «Понедельник начинается в субботу».
2. Прогрессор превращается в колонизатора
О том, что делать человеку из будущего, оказавшемуся в мире, который он считает глубоким прошлым. Повести «Трудно быть богом» и «Обитаемый остров».
3. Прогрессор заходит в тупик и становится сверхчеловеком
О том, что происходит, когда прогрессор получает политическую власть. Роман «Жук в муравейнике» и повесть «Волны гасят ветер».
4. Постмодернистский герой в экспериментальных пространствах
О критике познания, социального прогресса и демократического устройства. Романы «Улитка на склоне», «Град обреченный» и повесть «Пикник на обочине».
Это и многое другое вы можете послушать в приложении «Радио Arzamas»
Редактор: Юлия Богатко
Расшифровщик: Иван Воловик
Фактчекер: Юлия Гизатуллина
Звукорежиссеры: Наталья Зачесова и Антон Зачесов
Выпускающий редактор: Аполлинария Острожкова
Запись: Татьяна Столповская, Нью-Йорк
silent_gluksilent_glukОдна из тайн мира «Полдня». Кто вы, мистер Сикорски?
В книгах братьев Стругацких, описывающих мир светлого будущего, есть одно тёмное пятно. И находится оно на самом видном месте. Биографии задействованных в сюжетах книг о мире «Полдня» членов Мирового Совета, таких как Леонид Горбовский, Геннадий Комов и Август-Иоган-Мария Бадер, известны. Заметим, что двое из них космолётчики и десантники (Горбовский и Бадер), а третий выдающийся учёный, специалист по ксенопсихологии (Комов). Хотя сами же Стругацкие пишут, что в Совете большую часть представляют учителя и врачи. Вот только во всех показанных читателям заседаниях этого самого Совета самые важные решения принимают именно вышеупомянутые лица, плюс ещё один, самый загадочный и странный из всех людей будущего.
Биография Рудольфа Сикорски, бессменного руководителя КОМКОНа-2, отсутствует. Мы вообще не знаем, откуда он взялся и чем занимался до 2137 года, когда ему исполнилось 62 года и он впервые появился в «Деле о подкидышах». Фамилия у него польская, сам он этнический немец… или нет? То, что Рудольф ругал несчастного Максима Каммерера по-немецки ещё ни о чём не говорит. Сикорски знал, что Максим немец и вполне мог сознательно употребить знакомые тому с детства слова на его родном языке, давая тем самым понять, что он тоже с Земли. Это вовсе не значит, что тот же язык является родным и для самого Сикорски.
Мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах Сикорски возглавил КОМКОН-2. Вполне очевидно, что это произошло при каких-то чрезвычайных обстоятельствах, когда людям, вынужденным принимать сложные и тяжёлые решения, было всё равно, кто именно эти самые решения предложит и осуществит, лишь бы кризисная ситуация наконец разрешилась. Следующие полвека Сикорски будет заниматься именно этим — кризисными ситуациями, как на Земле, так и в глубоком космосе, раз за разом принимая жесткие и не слишком нравящиеся типичным людям мира «Полдня» решения.
Сам Сикорски прекрасно понимал, а все окружающие чувствовали разницу в менталитете между ним и всеми прочими людьми того времени. Даже такими суровыми и мужественными людьми, тоже постоянно принимавшими тяжёлые решения в самых жутких обстоятельствах, как десантники и прогрессоры. Собственно, именно успешное внедрение Рудольфа Сикорски на Саракше в самую сердцевину руководства Страны Неизвестных Отцов и можно считать началом прогрессорства как такового. Поскольку весь предыдущий опыт аналогичной работы сотрудников Института Экспериментальной Истории, судя по повести «Трудно быть богом», оказался провальным.
Сикорски отличается от остальных людей «Полдня» не только своим характером. К слову, он постоянно лично принимает участие в самых опасных операциях. При том, что как руководитель высшего уровня, вовсе не обязан этого делать. Ведь, например, Горбовский, став членом Мирового Совета, в дальние экспедиции уже не летал. А вот Сикорски почему-то сам и по Саракшу бегает, и по музеям на Земле носится, отлавливая агентуру Странников. Тут даже неважно, что тому причиной — гиперответственность или адреналиновая наркомания. Важно другое — Сикорски ведёт себя нетипично.
Ещё одно важнейшее отличие. На Саракше Рудольф «воспитывал в своем институте многочисленных талантливых помощников, искренне преданных ему». Судя по событиям книги «Жук в муравейнике» и отношению к нему Максима, ставшего сотрудником КОМКОНа-2, на Земле Сикорски делал то же самое. А ведь у всех прочих деятелей такого уровня, даже таких дружелюбных и компанейских, как Горбовский (не говоря уже о холодном исследователе Комове), лично преданных учеников мы в текстах не видим. Это вообще крайне нехарактерно для людей XXII века, выращивать в своей организации команду лично преданных руководителю сотрудников. Люди в этом будущем «служат делу, а не лицам». Поэтому отношение подчинённых к Рудольфу Сикорски является уникальным.
Ну и наконец, финальный штрих. Вспомним одно из самых цитируемых высказываний Сикорски: «И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях — мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился чёрт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах». Многих вы знаете людей мира «Полдня», которые бы вот так запросто оперировали заведомо архаичными религиозными понятиями? Итак, откуда же Сикорски взялся и почему он настолько необычен?
Увы, у нас, читателей, нет никакой достоверной информации на этот счёт. Он мог быть воспитан в изолированной от внешнего мира колонии католических фанатиков. Мог быть кем-то из магов НИИЧАВО (вроде Кристобаля Хозевича Хунты), дожившим до победы коммунизма в мировом масштабе и решившим легализоваться в этом дивном новом мире таким способом. Мог быть жителем другого мира, в раннем детстве взятом кем-то из сердобольных земных агентов на Землю и воспитанным как землянин. Схожий случай описан в «Парне из преисподней», да и Антон-Румата хотел взять Киру на Землю, только не успел. Ну и наконец, Сикорски может быть попаданцем из XX века, как Саул Репнин из «Попытки к бегству». Или же оказаться мутантом, с которым, как со Львом Абалкиным, земная система воспитания попросту не справилась. Все эти версии равновероятны.
silent_gluksilent_gluk
silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - 29 томsilent_gluk - Тьмускорпионская новостьsilent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытноsilent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...rotbar - Полая Земляsilent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Любопытно...silent_gluk - Стругацкие. XXI век. Часть 9.silent_gluk - Стругацкие. XXI век. Часть 3.branchandroot![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}